Все фото Екатерина Кузнецова
Дорогая Виталина,
Не поднимая глаз от своей писанины, врач сказал три неизвестных слова: гематома, наркоз, операция и мама заплакала. Я болтала ногами на кушетке за маминой спиной и заметила, как подпрыгивают ее плечи. Почти без звука, верх-верх-верх и замерли, вверх-вверх-вверх и замерли.
Врач быстро писал, с треском переворачивал страницы, иногда вскользь поглядывал на маму и опять бросал: не страшно, всего неделя, завтра сделаем. Потом скрипнул выдвижным ящиком стола и, достав отдельный лист бумаги, замедлился:
— Сколько лет? Рост? Вес знаете? Хронические болезни?
Мама начала спокойной, но дойдя до «врожденный порок сердца» снова заплакала, а ее плечи быстренько поскакали.
Почему она расстроилась? Ей страшно?
Наконец, доктор отложил свои записи и стал рассказывать об удалении. Я спрыгнула с кушетки и хотела забраться к маме на колени, но она прервала: сядь на стул, а сама всеми глазами уставилась на врача. Я поняла, что мой синяк на груди, тот от Вовки, он сам не пройдет. Его вырежут. Но не больно. Во сне. Как это? И я буду одна в больнице. Неделю. Кажется, маме страшно.
— Вы все поняли? — спросил врач, но смотрел только на нее. Может это потому, что мне 5, а с детьми на такие темы не разговаривают?
Мы ушли с последним незнакомым словом: натощак.
Дома мама бросилась собирать пакет в больницу. Это очень важно, так она сказала. Перестала плакать, металась по квартире, и иногда, когда в доме не находилось нужного, например, приличной мыльницы, выскакивала в магазин. А еще она купила мне куклу, Дашу (так написано на коробке). Даша будет со мной в больнице.
У Даши желтые до плеч волосы. Пушистая челка. Розовые, как будто она поцеловала цветок, губы. На ней голубое платье, белые носочки и белые пластмассовые туфли. Они снимаются. Когда я наклоняю куклу назад, глаза закрываются. Если ставлю, они открываются снова. Моя кукла всегда улыбается. Но, сейчас мне кажется, что ей тоже страшно.
День операции остался во мне несколькими картинками. Вот меня заводят в большую светлую комнату. Вот я лежу на высокой койке, а надо мной зажигается круглая в сотню огней лампа. Вот на лицо мне кладут резиновую маску и я вдыхаю сладковатый, как будто желтый воздух.
Я проснулась, когда на стенах лежала темнота. Во рту ни слюнки. Шевелиться больно. Остро пахнет йодом. Вдоль стен выстроились кровати и на каждой бугрится одеяло. Скоро меня заберут? Неделя — это же очень быстро? Может это уже завтра? Я закрою глаза и загадаю проснуться дома, если сильно чего-то хотеть, то обязательно сбудется. Вот бы только водички.
Заснуть я не успела: кто-то потормошил меня за плечо.
— Попить нужно, — надо мной стояла хмурая женщина в белом халате. — Что моргаешь? Ты в больнице, я медсестра. Попить, говорю, тебе надо. Но только 3 глотка и набок повернись, нельзя на спине.
Двигаться было больно, но как только я повернулась, на приставленной к кровати тумбочке, увидела Дашу. Даша как всегда улыбалась. Хотя я знала КАК ей сейчас страшно. Одной. Здесь. Ночью. Видно же, как ей хочется разреветься от ужаса и того, что никто, никто, никто не обнимет. Не пожалеет.
— Можно мне куклу? — мой голосок пискляво хрипнул.
— Утром поиграешь! — отмахнулась медсестра.
— Ей страшно одной.
— Кому!?!
— Моей кукле.
— Переживет как-нибудь, — хмыкнула женщина. — А ты чего скривилась? Ну, только вот слез никаких не нужно. Ты же большая девочка! Давай, давай, не надо тут нюни разводить. Завтра в куклы играть будешь. Ночью спать нужно! Капризная какая, это тебя родители так разбаловали? Все, я ухожу, через час приду, чтобы никаких соплей тут.
Дверь глухо стукнула. Я сжалась в крошечную точку, в комочек под больничным одеялом, только бы не думать о Даше и том, каково это — остаться в незнакомом месте ночью одной.
Медсестра была права. Даша пережила. Утром она улыбалась. Каждый, кто подходил к моей кровати, говорил какая она красивая и хорошая. Никаких тебе страхов, капризов и плохого поведения. Даже ночная тетенька похвалила:
— Красивая кукла, а со слезами была бы некрасивая.
Знаешь, дорогая Виталина, Даша — молодец! Когда улыбаешься, другим это приятно. А когда боишься, злишься или плачешь, кому такое по душе?
Когда я вырасту, хочу быть как моя кукла. Красивая, послушная, радостная и всем нравиться. Как думаешь, у меня получится?
