Жизнь как творчество

Все фото Екатерина Кузнецова 

Дорогая Виталина,

Не поднимая глаз от своей писанины, врач сказал три неизвестных слова: гематома, наркоз, операция и мама заплакала. Я болтала ногами на кушетке за маминой спиной и заметила, как подпрыгивают ее плечи. Почти без звука, верх-верх-верх и замерли, вверх-вверх-вверх и замерли.

Врач быстро писал, с треском переворачивал страницы, иногда вскользь поглядывал на маму и опять бросал: не страшно, всего неделя, завтра сделаем. Потом скрипнул выдвижным ящиком стола и, достав отдельный лист бумаги, замедлился:

— Сколько лет? Рост? Вес знаете? Хронические болезни?
Мама начала спокойной, но дойдя до «врожденный порок сердца» снова заплакала, а ее плечи быстренько поскакали.
Почему она расстроилась? Ей страшно?

Наконец, доктор отложил свои записи и стал рассказывать об удалении. Я спрыгнула с кушетки и хотела забраться к маме на колени, но она прервала: сядь на стул, а сама всеми глазами уставилась на врача. Я поняла, что мой синяк на груди, тот от Вовки, он сам не пройдет. Его вырежут. Но не больно. Во сне. Как это? И я буду одна в больнице. Неделю. Кажется, маме страшно.

— Вы все поняли? — спросил врач, но смотрел только на нее. Может это потому, что мне 5, а с детьми на такие темы не разговаривают?

Мы ушли с последним незнакомым словом: натощак. Читать полностью

Дорогая Виталина.

Если возвращаешься с прогулки и в группе пахнет кислятиной — день неудачный. Значит, на обед дают капустный суп. В его названии две буквы — щи. Неправильно придумали. Больше подходит «бе» или «фу». Так сразу понятно, к чему готовиться.

Просто проглотить этот суп невозможно. С ним куча проблем: вид, запах, но самое главное — вареная капуста.

Чтобы съесть хоть пару ложек, нужно  постараться: выловить ее скользкие полосочки и аккуратно свесить по краям тарелки так, чтобы они не соскользнули обратно, но и не упали на стол. Это неаккуратно, а надо быть аккуратной. А еще лучше невидимой, чтобы Марина Сергеевна, наша воспитательница, ничего не заметила.

Она всегда говорит: надо все съесть. А кому надо — не объясняет.

— Кто все съест, тот хороший, — сегодня у нее нестрогое настроение. С утра никто еще не стоял в углу. Пронесло даже Витю Воронина, который, хоть ему уже пять, до сих пор не может сам переодеться с прогулки, и обычно тихо ревет в раздевалке, пока она пытается сделать из него нормального ребенка. Сегодня воспитательница не шипела на него страшным шепотом, а помогала.

— Витя, такой большой, а руки-крюки, как у малыша! Ты же мальчик, уже даже девчонки переоделись. Ничего у тебя не получается! Без помощи не можешь, а как жить дальше будешь? Ой, в колготках запутался, иди сюда, помогу, пусть тебе стыдно будет, — она воспитывала Витю, стягивая бесконечные рукава колготок, надевая вместо них коричневые, с мишкой на заднем кармашке шорты.

Я не хочу ее разозлить. Я буду хорошей девочкой. Съесть все у меня вряд ли получится, но вот выхлебать жидкость супа из двух букв мне по силам. А капусту и прочую гадость можно потом спрятать под ложкой или быстро, пока Марина Сергеевна не видит, отнести в мойку. Наша нянечка, только вздыхает и смотрит на небо, но никогда не  ябедничает воспиталке.

Потрудилась я на славу: выловила не только мокрые макаронины капусты, но и прозрачные, если приглядеться, с тонкими зелеными прожилками квадратики лука, и даже парочку ярких, безвкусных, похожих на половинки луны, морковок. Картошка пусть плавает. И проглотить можно и красоты от нее не дождешься. Тарелка получилась нарядная, с бахромой.

Я так увлеклась, что заметила Марину Сергеевну только когда ее широкие, как у слона в азбуке ноги, стояли впритык к моему столу.

— Надо все съесть, — прогремело с потолка.

Я не подняла головы. Аккуратно зачерпывала бульон из очищенной середины и отправляла в рот.

— Я сказала, все съесть, — повторила воспитательница. Читать полностью