Дорогая, Виталина.
Вчера дедушка приехал из Донецка и привез два, величиной со свой огромный кулак, яблока. Темно-бордовые, блестящие. Он вручил нам с братом Вовкой по этому гостинцу, и, не объяснив, как можно откусить от такого сплошного гиганта хоть кусочек, довольный снова уехал.
Мы сразу поняли – никак. Рты так широко у нас не открываются. Вовка, конечно, попробовал. Но ему шесть, верхние зубы он уже потерял, поэтому яблоко удалось лишь немного поцарапать. Я не стала позориться. Пятилетке такое не под силу, хоть мои зубы пока и при мне.
Хорошо, что бабушка знала, как такие проблемы решаются. Одно яблоко она отложила в сторону. Взяла старенький кухонный нож с деревянной рукояткой и оп! Второе яблоко распахнулось в ее руках на две ровные, с прозрачно-розовой сердцевиной части.
— Кушайте, родные, – бабушка улыбнулась глазами, застегнула свое серое пальто и вышла с веранды в осеннюю прохладу двора.
Мы с Вовкой хрустели каждый своей половиной и молча наблюдали, за тем, как она подмела от опавших листьев двор и скрылась за калиткой огорода.
— Еще хочется, – между большим и указательным Вовка крутил яблочный хвостик и смотрел на меня.
— Давай второе съедим, — предложила я.
— Сходи за бабушкой, пусть она разрежет, – раскомандовался брат.
— Сам сходи, – нельзя же вот так просто взять и согласиться.
— Старших надо слушаться, я — старший, иди, давай!
— Я сама разрежу! – у, противный! Посмотрим, кто тут старший потом.
— А нож нельзя брать детям, — напомнил Вовка, таким голосом, как будто сам этого никогда не делал.
Хм, подумаешь. Я же видела, как легко и ловко это вышло у бабушки. И у меня в два счета.
Раааз, берем яблоко. Два, острый нож. И оп! Яблоко хитро скользнуло в одну сторону, нож соскочил в другую, разрезав совсем не то, что я планировала. Меня дернуло острой болью, а из тонкого надреза на указательном пальце, как будто дождавшись команды, вырвалась красная, липкая кровь.
Ай-ай- ай. Как больно и как не хочется, чтобы все это было: непослушание, боль, кровь. Я быстренько зажала влажный надрез большим пальцем и сунула раненого в кармашек короткого в красно-черную клеточку пальто.
— Надо бабушке рассказать, – испугано предложил брат. Кажется, ему разонравилось быть старшим.
— Пройдет, – холодно отрезала я и почувствовала себя одновременно виноватой и обиженной.
Вовка пожал плечами и двинулся к выходу, и я, напряженная от того, что удерживаю пальцем кровь, а губами страшную новость, молча поплелась за ним.
Через пару минут брат снова заговорил со мной:
— Покажи.
Я медленно достала руку из кармана. На буром от застывшей крови пальце расселись все крошки со дна кармана. Палец стал похож на обсыпанное дроблеными орехами пирожное. Только страшнее. Я не секунду перестала давить на него большим, и из раны тут же выглянула новенькая, алая капля крови.
— У тебя будет заражение и ты умрешь. Или палец тебе отрежут! – выкрикнул брат и побежал на огород.
Я осталась стоять одна. Было страшно умирать и очень хотелось плакать. Но ведь я сама виновата. Я нарушила правила.
Через мгновение бабушка уже бежала в мою сторону. Вовка наговорил.
— Что случилось? Витуся, покажи! – она испуганно разглядывала рану.
— Мы хотели яблоко, – начала оправдываться я, но бабушка не дослушала. Она заглянула мне в самые глаза, а потом, прижав к себе, запричитала:
— Маленькая моя, испугалась, что же сразу не сказала, это ж больно как!
И потихоньку ее слова, как волшебное заклинание из маленькой, непослушной нарушительницы правил, превращали меня в испуганную девочку, которой очень больно, страшно и обидно. Девочку, которой нужна любовь и утешение. А про то, что делать не надо было, она и сама знает.
Я расплакалась. Хлюпала носом в крепких объятьях до тех пор, пока со щек не стекло без остатка все горькое: я виновата, мне страшно и обидно. Пока внутри не засияло: меня любят. Мне помогут. Все хорошо.
Второе яблоко было вкуснее. Так я решила, а Вовка согласился. Теперь, когда у меня перебинтован палец, он спорит со мной меньше. Мне это нравится. Пока он носился во дворе с Бобиком, а качели подбрасывали меня к небу и обратно, мне захотелось отправить кое-что тебе в будущее. Я пока не умею писать, поэтому буду думать. А ты потом вспомнишь. Идет?
Приходится нарушать запреты и правила. Ошибаться. Иногда больно раниться об это. Так случается. Бабушка говорит, это нормально. Хотя теперь я знаю, вина и страх будут лить тебе в душу обратное: ты – плохая, достойная наказания. Не слушай. Такое не помогает. Это потом ты можешь все обдумать или поговорить с кем-то об этом, как мы с бабушкой. Но только, когда палец уже забинтован.
А сначала немного понимания и любви. Это правило лучше не нарушать. Пусть лучше шрам на пальце, чем на сердце.
О проекте «Дорогая Виталина. 50 писем самой себе»
Группа поддержки вашего писательства «Я помогаю себе писать»
